Если вы спросите у человека, хочет ли он умереть, скорее всего, ответом будет изумленный взгляд. Все правильно: человек и не думает умирать, и все же смерть
Скачати 4.01 Mb.
|
Если вы спросите у человека, хочет ли он умереть, скорее всего, ответом будет изумленный взгляд. Все правильно: человек и не думает умирать, и все же смерть стоит за плечами каждого из нас от зачатия до последнего вздоха. Мы боимся ее, игнорируем, стараемся забыть или отодвинуть ее приход, но мало кто действительно готовится к встрече с ней. Человек слышит и видит смерть, но отказывается поверить в ее реальность. Это закрытая тема: зачем тратить время на разговоры о смерти, если надо устраивать жизнь? В своем романе «Человек в лабиринтах смерти» Вячеслав Крушинский с точностью научного исследователя и вдохновением художника открывает реальный облик смерти. Герой романа выносит страшный приговор самой счастливой жизни, если ее конец — лишь бессмысленная кончина. Доказав абсурдность временного существования человека, автор подводит читателя к логическому выводу: жизнь имеет смысл, только если... Вячеслав Крушинский ^ Роман Ровно «ФОРМАТ-А» 2004 Літературний редактор: Медведева Олена Коректор: Мазур Ірина Комп'ютерна верстка: ^ Художнє оформлення обкладинки: Бондарецъ Володимир Крушинський В.Ю. Людина в лабіринтах смерті: Роман. - Рівне- ФОРМАТ-А 2004. СОДЕРЖАНИЕ ^ ………………………………………………………3 Часть первая ГНЕВ…………………………………………………………………………5 Часть вторая ТОРГОВЛЯ СО СМЕРТЬЮ…………………………………………….30 Часть третья ^ ………………………………………………..62 Часть четвертая АБСУРДНОСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ………………………………102 Часть пятая САМОУБИЙЦА………………………………………………………….119 Часть шестая ^ ……………………………………….136 Часть седьмая СМЕРТЬ ВО ВСЕЙ СВОЕЙ КРАСЕ………………………………….169 Часть восьмая ЛАБИРИНТЫ ЗАГРОБНОГО МИРА………………………………..210 Часть девятая ^ ………………………………………...238 КОГДА Я БЫЛ ЖИВ... Раньше, когда я был жив, имя мое было Алекс. Алекс Латорский. Необычное имя для такой славянской страны как Украина. Ну да ладно, я ничего против не имел, оно мне нравилось своей оригинальностью. Но настал такой период в моей жизни, когда, можно сказать, от меня только одно имя и осталось. Я пишу эту книгу и знаю, что для того, чтобы она была прочитана и прочитана до конца, нужно заинтересовать Вас, читатель, в первых же предложениях. Вот именно сейчас и именно этими словами, которые я пишу, а Вы читаете, должен заинтересовать. Иначе Вы отложите книгу и будете правы - зачем мучиться, разбирая словесные закорючки какого-то там графомана, который не может сразу же толком объяснить, в чем тут, собственно, суть и стоит ли на все это время тратить. Так вот, как Вы думаете, я заинтересую Вас, если сообщу, что название книги (Вы только что его прочли) соответствует тому, что в ней написано? Если скажу, что собираюсь писать именно о смерти, а не о чем другом? Если поведаю Вам о человеке, который вдруг узнает, что смертельно болен, что в скором времени отправится на тот свет, но не желает сдаваться? Как считаете, привлечет Ваше внимание его собственный рассказ о том, как он боролся со смертью, как умирал медленно и мучительно, как умер, присутствовал лично на своих похоронах в качестве покойника, побывал в царстве мертвых и вернулся обратно, как изучал смерть и раскрыл не одну ее тайну? Хотите пройтись с ним по лабиринтам смерти? Что ж, если Вам не нравится - не читайте, я не в обиде. Но книгой, которая сейчас в Ваших руках или на экране монитора, я и правда хочу помочь всем, кому придется когда-либо умирать. А кто сможет избежать смерти?.. Я буду писать разные вещи - от смешных до ужасных, от радостных до трагических - что поделать, такова жизнь. Буду писать так, как могу, и вкладывать в книгу то значение, которое считаю правильным. А сейчас сам допишу это предисловие, и больше ничего добавлять в него не надо, пожалуйста. Это очень большая просьба - не стоит присоединять свои безукоризненные комментарии к этому несовершенному авторскому тексту. Не надобно объяснять читателям, чту именно автор отобразил в романе и что не отобразил, что он хотел отобразить, но почему-то не отобразил и что он не хотел отобразить, но почему-то отобразил. Не ищите здесь скрытый смысл, подстраивая данное произведение под моду или идеологию. Пусть книга скажет сама за себя. Заранее буду благодарен. Итак, если Вы все еще со мной, я начинаю. Жил я в небольшом, но старинном городе Острог в Ровенской области на Украине. Отца моего зовут Роман Станиславович. Он бывший военный. Вышел в отставку в звании полковника, занялся бизнесом, потом уехал на север России - сначала на нефтепромысел, потом разбогател, открыл там свою фирму . Зарабатывал много, часто высылал деньги, два года назад купил мне автомобиль. Но сам приезжал редко, всего два-три раза в год. В последний год отец приехал только однажды - на мой день рождения. Подарил мне пять тысяч долларов. Имя моей мамы Алина Юрьевна. По профессии она врач-педиатр, всю жизнь проработала в нашей районной больнице. Два года назад мама умерла от рака желудка. После ее смерти я живу один. Еще я имел старшую сестру. Ее звали Лена. Она была старше меня на семь лет и погибла в автокатастрофе в девятилетнем возрасте. Мне тогда было два года, и я ее почти совсем не помню. Одно воспоминание, да и то как в тумане - девочка с бантиками показывает мне погремушку и смеется. Это все о нашей семье. Теперь я сам. Мне было тридцать лет и семь месяцев, когда начались эти кошмары. До того я был обычным человеком. Не Геркулес, но и не дохляк. Довольно высокого роста, хоть и не гигант, в меру развитый мужик. Черные короткие волосы, высокий лоб, карие глаза, нормальный нос, обыкновенный рот, усы и бороду не носил. На здоровье почти никогда не жаловался - здоров, как бык, вдоль и поперек. У меня всегда была высокая, по людским понятиям, моральность. Я крещенный, даже в церковь наведываюсь на Рождество и на Пасху, не наркоман, не пьяница, не развратник. Я не убил, не украл. Я почти никогда даже и не ругался. Не потому, что не умел - просто читал книжки и имел порядочный словарный запас и без матов. По профессии юрист. Окончил юридический техникум, потом юридический факультет Киевского университета. На Украине юрист - это одна их самых престижных специальностей. Работал сначала юрисконсультом социальной службы для молодежи, потом меня пригласили в филиал киевской строительной фирмы в городе Нетешин в нескольких километрах от Острога, в том самом городе, где находится Хмельницкая атомная электростанция. Это для меня оказалось немалым повышением не только в зарплате, но и в карьере. Думал поступать в аспирантуру, пробовал писать кандидатскую диссертацию, ходили слухи о моем возможном переводе в Киев. В деньгах тогда почти не имел недостатка. Сам неплохо зарабатывал, получал от отца передачи. Продал нашу старую квартиру, где мы жили с мамой, а за отцовские деньги купил почти новый двухэтажный пятикомнатный дом со всеми удобствами и земельным участком. Построил гараж для машины, сделал евроремонт, поставил бронированную дверь и думал, что за ней меня уже никто не достанет. Так и жил. Красиво? Да, для Украины это неплохо. Можно подумать, что у меня не было забот? Не так. Были. Были заботы. Может, не такие насущные, как у тех, кому нечего сообразить на завтрак, но и я не был беспроблемным. Постоянная напряженная работа, будущая карьера, диссертация, домашние хлопоты, хотел купить авто получше. А еще собирался, наконец, жениться. В моем возрасте найти подходящую жену - ого-го, какая проблема. Чтобы она клюнула на меня, а не на мои деньги. Но эти проблемы можно было бы со временем решить. В остальном же я чувствовал себя человеком, прочно стоящим на ногах. Никто и ничто не могло выбить из-под меня землю. Никто и ничто не могло помешать мне успешно продвигаться на вершины жизни. Так я думал. Но вот именно тогда, когда я добился так много и даже не предполагал, что кто-то или что-то может поколебать мое положение и мое будущее, я должен был с крайним недовольством вспомнить, что рядом со мной, рядом с тем миром, который построил я сам и в котором чувствовал себя так уверенно, существует другой мир. О нем знает каждый, с ним встретится каждый, но сейчас мало кто хочет о нем думать. Обычно этот мир тих и спокоен. До тех пор, пока он затрагивает людей на противоположном конце земли, людей в другой стране, в другом городе, на другой улице. Или даже наших соседей, в конце концов. Но не нас. Не наших близких, родных нам людей. И не меня самого. Лично меня. Но спокойствие это временное. И однажды этот мир шоком врывается в нашу жизнь, даже не спрашивая нашего на то разрешения. В моей жизни все началось с небольшого листа бумаги, который я нашел в почтовом ящике. Это было уведомление из больницы. Для других этот листик не представлял интереса и не мог повлиять на их жизнь. На мою - повлиял. Маленький паршивый листочек казенной бумаги возвестил мне самое страшное слово, какое только может быть в человеческой речи, в языке любого народа. Слово это - СМЕРТЬ. А мир этот - мир СМЕРТИ. Часть первая ГНЕВ Глава первая ^ Сначала я не придал этому большого значения. К больницам я не привык и не понимал, что он может означать, этот листок из медицинского учреждения. Позже и сам удивлялся, почему не обратил на него должного внимания. Не надо быть даже юристом, чтобы знать: такой вот маленькой бумажкой можно назначить человека на пост президента, а можно подписать ему смертный приговор. Но, как бы там ни было, я забыл о нем, и листок провалялся на письменном столе под другими бумагами что-то около двух недель, пока вчера случайно не попался на глаза. Я прочитал его еще раз. Латорскому Алексу Романовичу... срочно явиться в кабинет номер такой-то... Острожской центральной районной больницы для повторного обследования крови... В больницу? Зачем это? Почему в больницу? Да что я вам - больной? Чувствую себя хорошо. Даже очень, можно сказать, неплохо. Зачем же мне в больницу? Да и когда я пойду? А работа? Хотя, в принципе, я догадывался, почему меня могут вызывать. За несколько дней до того, как пришла эта бумаженция, я проходил медкомиссию по направлению с работы. Наверное, что-то там опять напутали, потеряли, а мне отдувайся. Я подумал: что мне с ним делать? А не выкинуть ли в мусорное ведро, чтобы разом покончить со всем этим? Но сегодня утром нашел в почтовом ящике еще одно. Такое же. Алексу Латорскому... Явиться в такой-то кабинет... И так далее. Пойти? Наверное, придется, чтоб отцепились. Позвонил на работу, что немного задержусь, и поехал. Ехал и нервничал. Не люблю, когда меня выбивают из привычной жизненной колеи. Упитанный доктор долго просматривал мои бумаги, отсылал куда-то медсестру с ними, потом говорил, что у меня что-то непонятно с анализами, что мне нужно сдать повторно кровь из вены, я ходил сдавать, а время шло, и я уже видел, что не на шутку опаздываю, но меня не отпускали, говорили, что это серьезно, просили ждать в коридоре, пока будут результаты этих самых анализов. Я сидел там, а меня всего трясло от нетерпения. Оно мне надо? Уже два часа, как должен быть на работе, а они тянут! Позвонил по мобильному телефону еще раз. Трубку взяла Аня, моя помощница. Хорошая девушка. Мне она нравилась и, надеюсь, взаимно. Может быть, если б не будущие события, из нас бы получилась неплохая пара. Скажу вам по секрету, я уже сделал ей предложение. Как никак мне тридцать, пора думать об этих всяких там семейных вещах серьезно, и она почти согласилась, сказала, что подумает (они все так говорят), и мы условились, что пока между нами останется все как прежде, она даже будет говорить мне «вы». - Аня, я еще в больнице. Шеф не заходил? Она ответила, что уже, конечно, заходил и спрашивал, почему меня, как всегда, еще нет. - Так и сказал «как всегда»? - Так и сказал. Во гад! И почему ж так получается? Хочешь как лучше, а выходит как всегда. Сидишь, сидишь на работе допоздна, и хоть бы одна какая душа поинтересовалась, похвалила, а тут один раз опаздываешь, и то не по своей вине, так уже всем надо до зарезу. Обычное дело: начальство заходит как раз тогда, когда тебя нету. Именно в тот единственный за весь день момент, когда вы откинулись в кресле и расслабились после долгих часов утомительнейшей работы, через контору пройдет с обходом ваш босс. И он в два счета докажет вам, что вы просидели так весь день, дурака валяя. Я со злостью посмотрел на дверь кабинета. Что ж они там копаются? В конце концов меня позвали. Толстяк доктор сидел в марлевой повязке. Он снова смотрел бумаги. Но тут я уже не выдержал: - Извините, нельзя ли побыстрее, у меня работа. - Ткнул пальцем в часы, стараясь говорить спокойнее. Не люблю грубить людям, по крайней мере внешне. - Я очень опаздываю. Он мельком посмотрел на меня и снова окунулся в бумаги. Но через минуту все-таки отозвался: - Алекс Романович... -Да. - Алекс Романович, вам мои вопросы покажутся, возможно, не совсем обычными, вы даже можете подумать, что я вторгаюсь в вашу жизнь и что на это не имею права. Но, вы меня простите, нам это нужно. Я пожал плечами. Какие еще вопросы? Хотя это не удивительно, что у медиков вопросы не совсем обычные. Профессия такая. - У вас не было на протяжении нескольких минувших месяцев увеличения лимфаузлов? - Увеличения чего? - Лимфаузлов. Такие маленькие шишечки под кожей. На шее, под челюстью, подмышками... - Он отложил ручку и показал мне, где щупать. Я пощупал и вспомнил. - Да, были. Было. Вот около шеи болело, когда прикасался, здесь вот, под челюстью. Да, и подмышками. Но это давно было и прошло. - Как давно? - Ну дайте вспомнить. Сегодня у нас что?.. Где-то... где-то месяца три назад. - Как долго это продолжалось? - А я знаю?.. Недели две, кажется. - Лихорадки в то время не было? - Лихорадки? Нет. Не помню. - Повышения температуры? - Не знаю. Не измерял. - Вы принимаете наркотики? Меня взяла оторопь. - Принимаю что? Наркотики? Вы спрашиваете, я ли не наркоман? - Да. Я хотел рассмеяться, но этот вопрос был действительно таким уж странным, что, кажется, тут не до смеха. - Да нет, конечно. Могу вены показать. - Не надо. Вы с какого года? - С шестьдесят девятого. - Вы женаты? - Нет. - Вы не гомосексуалист? - Да вы что?! Нормальный я! - А у вас есть девушка, с которой вы ведете половую жизнь? Разговор принимал то ли комический, то ли серьезный оборот, поэтому я видел, что не отделаться обычными в этом случае «Это мое личное дело» или «Вас это не касается». - Нет, сейчас у меня никого нет... - Извините, а когда в последний раз вы занимались сексом? Я замолчал, думая, соврать ему или нет, а потом мысленно махнул рукой. Не буду изображать из себя полового гиганта. - Давно, где-то год назад. У меня была девушка, потом мы расстались. - Еще раз извините, я спрашиваю не из простого любопытства. У меня нет оснований вам не верить, но вы точно помните, что это было год назад? Я прикинул в уме. - Да, даже год и где-то месяц-полтора. - А потом никого не было? - Нет. - Но почему? Вы ведь сами говорите, что нормальный, здоровый мужчина... - Да точно нет. Я вообще человек не очень общительный. Мне и одному неплохо. Кроме того, я привязываюсь к людям, и мне тяжело резко менять друзей. И подруг. А я к ней был очень... ну, мы были очень близки, я тяжело переживал разрыв. Кроме того, у меня мало на такие дела времени, я очень занят на работе. А почему вы об этом спрашиваете? Что-то случилось? - Извините, пока не могу вам сказать. Хорошо... Вы не являетесь донором? - Донором? Нет. - Где вы работаете? Я подробно отвечал ему, и меня даже стал забавлять этот диалог, непонятно только, к чему он приведет. Мне врач, кажется, совсем не собирался ничего сообщать по существу. Выписал направление в Ровно, в областную инфекционную больницу, сказал, что необходима более тщательная проверка, что мне дадут больничный лист, пододвинул ко мне мою карточку, кучу данных с результатами анализов и прочего бумажного хлама. Так я ничего и не понял. Придется завтра ехать в Ровно. Будто нет у меня других дел, кроме как шататься по всяким больницам. Да еще и машина моя поломалась, пришлось ехать автобусом. Почти с самого утра, в девять часов, я разыскал эту самую больницу и был уже в приемной. А дальше - та же картина, что и вчера. Долго ждать, пока у тебя примут документы, потом анализы, рентген, электрокардиограмма, ультразвуковое исследование, долгий разговор с врачом, почти те же нудные вопросы. Еще дольше пришлось ожидать результатов. А что делать? Сидел и читал брошюры о том, как не заразиться дизентерией. Да уж, точно, чем скучнее и старее журналы в приемной, тем дольше приходится ждать. Сидел и ждал. Ждал, когда уже где-то часа в три меня вызвали в кабинет с прикрепленной табличкой «Заведующий отделением Стоянов В.Г.», где был не один, а целых четыре врача, и все тоже в марлевых повязках. Один, в очках, наверное, главный - этот самый Стоянов - сидел за столом, два других - на диване, еще один, тоже в очках, - на стуле у окна. Стоянов еще раз посмотрел в мою карточку и сказал: - Алекс Романович, мы не хотим больше оставлять вас в неведении. Положение очень серьезное. Я понимаю ответственность, но вынужден сказать вам - вы серьезно больны. В первый момент я даже и не думал пугаться. - А что такое? Чем болен? Доктор нервно забарабанил пальцами по столу. Потом снял очки и положил их на стол: - У вас обнаружены антитела против антигенов вируса иммунодефицита человека. То есть, у вас положительная реакция на ВИЧ. Но я не сразу понял, чту он сказал. Даже как-то скривил губы в подобии улыбки. - Что? Реакция на что? ВИЧ? Это что такое? Это что, СПИД? Я увидел, как они посмотрели на меня, а потом как-то все разом отвели взгляды. И тут смысл сказанного дошел до сознания, и я почувствовал, как будто на голову вылили ведро газированной воды. Дух захватило, по телу пробежали противные букашки, пробила дрожь и, хотя было не жарко, туловище и лицо моментально покрылось мерзким вонючим потом, липко стало в подмышках. Первой мыслью было: «Господи! Не может быть... Не может быть... Этого не может быть… Этого просто не может быть». Я раскрыл рот да так и сидел, Повторяя про себя «Не может быть» как заклинание. Минуту сидел, может, полторы. Э... э... это СПИД? - каким-то детским лепетом едва слышно снова промямлил я тот же вопрос. «Так вот почему меня спрашивали о сексе, наркотиках и переливании крови. Господи, СПИД! Но ведь от СПИДа умирают' УМИ¬РАЮТ!!!» По очереди осмотрел всех врачей. Никто, кроме главного, не глядел на меня. Один медик сидел, задрав ногу за ногу, и покачивал ею в такт тиканью настенных часов, другой высматривал что-то в окне. Да и Стоянов смотрел сквозь свои очки и будто сквозь меня. Тогда я спросил у него, с трудом ворочая языком, вернее сказать, прохрипел: - Это что, действительно так серьезно? «Дурак я, что ж я такое спрашиваю?.. Это СПИД-то несерьезно?..» Но я не мог сидеть и просто молчать. Нужно было спрашивать хоть об этом. Хоть о чем-нибудь. - Мы не можем сейчас сказать, как болезнь будет протекать дальше, - ответил доктор, - но... вы же должны знать: возможен смертельный исход. И я опять почувствовал, как мурашки от мерзкой газировки пробежали по телу, начиная с макушки головы, потом перебрались на плечи, руки, спину и постепенно замерли где-то в паху. Противная слабость сковала организм, да так, что, казалось, толкни меня пальцем кто из этих врачей - и я упаду на пол и буду там валяться. «Что ж... Ой... Что ж делать? Ни хрена себе! Что ж делать? О Господи! Что ж говорить?» - А кто же меня заразил? - Ну это вам должно быть виднее. Будем выяснять. - Что выяснять? Да нет, не может быть такого... Ведь я же ничего не чувствую! Никакой боли не чувствую! - Это не обязательно. Процесс болезни идет, хотя боль может сначала и не чувствоваться. - Сколько же мне осталось? - Это пока неясно. - И что, все случаи смертельны? Все-все? - Большинство. Я закрыл лицо руками. Стоянов замолчал. Я посидел несколько секунд и опустил ладони. - Воды выпьете? - спросил он. - Нет, ничего. Ничего, - повторил я. - Ничего. Да, можно воды? А что ж мне с ним делать? А мне? Сколько же мне еще? Сколько живут со СПИДом? Он снова помолчал. Пожевал губами. - А вы это действительно хотите знать? - Да, хочу! Какой бы ни была правда, она лучше... Так сколько? - В большинстве случаев не больше трех-пяти лет. - А в моем случае? - Точно не скажу, но, судя по вашим анализам, не больше трех. - Сколько?! Стоянов в упор смотрел на меня. - Я сожалею... Я схватился руками за виски и встряхнул головой. - Подождите, а что же так мало?! Не больше трех?! Я слышал, что иногда живут и десять, и пятнадцать лет. Разве не было так, что больному пророчили дни жизни, а он переживал всех своих врачей? - Да, - он согласился, - иногда бывает, что при благоприятном течении доживают и до двадцати лет. Но в большинстве - три-пять. Правда, писали о редких случаях выздоровления, но, кажется, это уже из жанра фантастики. - Черт возьми, что же я успею сделать?! Три года! Так мало! Что же мне теперь делать? - Мы думаем положить вас в стационар. - В стационар? Сюда? Зачем? - не удивляйтесь, что я задавал такие вопросы, голова почти уже не думала. - Пока на обследование. Потом, возможно, переведем в Киев. Я сидел как отрешенный и только ошарашено пялил глаза, а голова уже совсем не соображала. - Извините, можно мне поехать домой? Мне нужно... ну, все обдумать, сосредоточиться... А то я что-то еще ничего не могу понять. Врач смотрел на меня, а потом наклонился к бумагам. - Ну что ж, езжайте. Тогда мы с вами назначим встречу на завтра. - Завтра я работаю. Он поднял голову. - Вы... Неужели вы не понимаете, насколько это для вас серьезно? Какая может быть работа? Поезжайте домой, а завтра приедете на девять часов. Мы выпишем вам больничный лист. Только я должен вас предупредить о некоторых последствиях, а также об ответственности. - Я юрист, я знаю ответственность... - Я верю, что вы знаете, но это моя обязанность, - голос его стал официальным. - Алекс Романович... Стоянов рассказал мне о необходимости соблюдения профилактических мероприятий, направленных на недопущение распространения ВИЧ-инфекции («...воздержитесь от сексуальных контактов...»), о гарантиях соблюдения прав и свобод ВИЧ инфицированных («... имеете право....... обязаны...»), а также об уголовной ответственности за заражение других лиц вирусом иммунодефицита человека («...наказывается лишением свободы на срок до восьми лет...»). Затем я подписал некоторые документы о том, что о заражении ВИЧ-инфекцией меня проинформировали, взял какие-то таблетки, послушал, как их принимать и, наконец, ушел из этой страшной комнаты. Я вышел из больницы и пока топал пешком на автовокзал, не мог совсем шевелить своими мозгами. Башка звенела, и не думалось мне ни о чем - ни о СПИДе, ни о том, чем это мне грозит, если это правда. Ни о чем. Шел испуганный, оглушенный. Будто кто-то звезданул меня утюгом или обухом топора по голове. На улице конец марта, резвится ранняя весна, тают остатки снега, птицы, кошки, люди и собаки радуются жизни, а я - СПИД! Это ж было настолько несовместимые, настолько дико противоположные понятия, настолько не к месту и не ко времени, что я совсем обалдел и только шел, пожимая плечами - и мысленно, и иногда в действительности - и не мог думать ни о чем - не только о каком-то СПИДе, но и ни о чем другом на земле. Просто шел и шел, махал дипломатом и даже, кажется, улыбался. Спроси меня в ту минуту кто-нибудь: «Как тебя зовут?» или «Кто ты и что тут шляешься?» я бы, наверное, только и смог бы, что смотреть на него, как баран на новые ворота, да пожимать плечами. Красивая картина? Не хватало только в носу поковыряться. Не, хватит, надо взяться за руки. То есть, взять себя в руки. Я остановился. Что ж такое со мной? Кто я? Где я? Дома? Нет? Тогда как я сюда попал? Что за город? Я схожу с ума? Может, это психушка? Или... Ага... Я пьян! Но когда ж успел напиться, что-то не помню? Или я умер? Умер? Что-то знакомое было в этом слове. Что ж делать? Я увидел скамью, подошел и присел на нее. Так хоть ничьего внимания привлекать не буду. Посидел. Отдышался. Потом заметил около себя чей-то дипломат. Ха! Какой-то олух оставил. Или это мой? Ну да, мой. Если мой, надо открыть. Я открыл и начал шарить по кармашкам. Увидел деньги, какие-то бумаги, паспорт, записную книжку, расческу... Паспорт? Если паспорт мой, то я могу узнать, кто же я такой. Я открыл его. Сначала, конечно, на глаза попалась фотография. Что за мужик? Похож на меня или не похож? А как узнать? Не спрашивать же кого-нибудь: «Скажите, пожалуйста, уж не похожа ли та рожа, что в паспорте, на ту, что на мне?» Так точно загребут или в психушку или в вытрезвитель. Ага, если это мой дипломат, там должно быть зеркальце. Всегда ношу с собой. Я поискал и нашел. Глянул на рожу в паспорте. Глянул на ту, что в зеркале. Гм... Похожи, заразы. Еще раз сравнил. Моя рожа. И паспорт мой. Кто ж я такой? Ага... Латорский Алекс Романович. Тю! Ну да. А кто ж я еще, по-вашему? Конечно, Алекс Романович Латорский. Наконец-то! Наконец-то вспомнил! Да, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года рождения. А сейчас какой год? Двухтысячный. Да, март двухтысячного года, вон у меня и календарь тут есть. Ну... То есть мне..., - я прикинул в уме, - где-то тридцать лет и несколько месяцев. Да ну? Ну да! А что ж я тогда здесь делаю? Я попробовал вспомнить все в самого утра. Я встал, брился, собирался на работу... Стоп! Нет, не на работу... Не на работу. А куда же тогда? А! Я же в Ровно. Я в Ровно, потому что с самого утра поехал в больницу. Ну тогда все ясно как день! Я был в Ровно в больнице, что вы меня путаете. И из-за этого у меня провалы в памяти? Гм... Что ж они мне там наделали, в больнице? Прям как в том анекдоте. «Доктор, у меня провалы в памяти» «И часто?» «Что?» «Провалы» «Какие провалы?» Со мной подобное было только один раз, когда я проснулся утром с похмелья после гулянки и никак не мог вспомнить все места, где я вчера был и чего натворил. Мучительно больно вспоминать, когда физически не можешь вспомнить. И лишь тогда я немного успокоился, когда друзья мне рассказали, что, в общем, все нормально прошло, не считая разбитой вазы и того, что я на... ну, насвинячил на пол в чужой квартире. Больше я так не напивался. Но все равно - какой бы страшной ни была действительность, она лучше неизвестности. Я это говорю потому, что вам, друзья, может показаться странным или смешным, что человека вот так радует то, что у него прошла амнезия, потеря памяти, что он удостоверился, кто ж он все-таки такой и где находится. На вокзале до отхода автобуса было достаточно времени, я по привычке купил газету, попробовал разгадывать кроссворд, но даже не смог разглядеть букв. Они плясали перед глазами. Так и не дал ответа ни на один вопрос. «Что ж это такое, черт возьми, - подумал. - Даже нельзя сосредоточиться. Пойти выпить, что ли? Тут явно без стопки не разобраться». После того, как я принял в дорожном кафе триста грамм водки, стало как будто полегче. Мрачные, сумбурные мысли залило приятным, успокаивающим опьянением. Я сел на лавочку, закурил. Память начала проясняться. Вспомнил все. Вспомнил даже то, что мне говорили в больнице. Да! Что у меня подозрение на ВИЧ. Ну и что? Кто такой ВИЧ? Вирус иммунодефицита человека? Пошел он в баню! Не знаю я никакого ВИЧа! Нет у меня никакого дефицита! Мало ли чего там может быть... Во-первых, в каждой больнице могут ошибиться. Я вот кино как-то смотрел, как у одного гражданина перепутали больничные карточки и сказали, что он скоро окочурится. А он не умер, понятное дело. На его месте я подал бы на них в суд. Кстати, может, и подам, если у меня будет такая же картина. Не на тех, конечно, которые набрехали тому гражданину, ну, с кино - пусть он сам с ними разбирается. А на тех, которые набрехали мне вот недавно - какое недавно - час назад. Да, так вот. Подам на них в суд. Это во-первых. А во-вторых... О чем это я?.. А-а-а, а во-вторых, даже если и ВИЧ - это ведь еще не СПИД. Люди всю жизнь могут прожить с вирусом, с этим самым ВИЧем и умереть от переедания. Во какой я умный! Они думают, что я в этом не разбираюсь, что дурака нашли. Ага... Хрен вам! Так я и поверил! Костоправы! Лепилы паршивые! Ничего не понимают и берутся людей лечить. Непрофессиональный подход к делу. Аматоры! Дилетанты! Несолидно, господа эскулапы... Так в ожидании автобуса я сидел, ругал врачей и курил сигарету за сигаретой. Потом опять начал разгадывать кроссворд - и ничего, буквы не скачут. «Да ладно, - продолжал успокаивать сам себя, - разве не бывает у них ошибок. Может, действительно мою карточку перепутали с чьей-то или что там. Да ну его. Да пошло оно все к чертям, чтобы из-за этого себе нервы портить». Но спокойствие продолжалось недолго. Через полтора часа я ехал домой, и мысли все чаще и чаще возвращались к тому, что случилось в больнице. Но я еще не мог (или не хотел?) поверить в реальность происшедшего. Это все как будто происходило не со мной. Хмель понемногу проходил, оставляя боль в голове. И реальность того, что мне сказали в больнице. «Проклятая медицина. Лучше бы я туда не ехал, - думал я, сидя в автобусе. - Все было бы хорошо». Приехал домой и сразу же завалился спать, а то голова раскалывалась. «Это просто кошмар. Правильно. Просто дурной сон. Я сейчас лягу спать, накроюсь с головой одеялом, а завтра проснусь, и все снова будет о'кей, - как молитву на ночь, твердил я, лежа в кровати с закрытыми глазами. - Ты здоров, как бык. Никаких ВИЧей. Никаких СПИДов. Все. Завтра на работу. Спокойной ночи, Алекс». Под этот аутотренинг я и заснул. Всё это неправда, - подумал я. - Всего этого не существует. Ведь так же не может быть. Здесь просто сцена, на которой разыгрывают шутливую пьеску о смерти. Ведь когда умирают по-настоящему, то это страшно серьезно. ^ |
Схожі:
 | «Не хлебом единым жив человек» Здоровье человека – это равновесие, гармония, как внутри своего организма, так и в контакте со всем окружающим. Все, с чем соприкасается... |  | Максим Шаттам Обещания тьмы Посвящается людям-кротам Есть вещи, которых человек предпочитает о себе не знать, если не хочет разбить все зеркала на свете… |
| На одной из лекций, посвященных проблеме общения, я спросил своих... «Кто из вас любит власть?». Ни один из 450 человек не ответил утвердительно. Когда же я попросил поднять руки тех, кто хочет стать... | | - Плохо это или хорошо, говорить сложно, просто скорее всего мы видим моду, позерство или рождение субкультуры и только время расставит... |
| Эрих Мария Ремарк Время жить и время умирать Но – что делать, если не думать ты не можешь? Что делать, если ты не способен стать жалким винтиком в чудовищной военной машине?... | | Эрих Мария Ремарк Время жить и время умирать Но – что делать, если не думать ты не можешь? Что делать, если ты не способен стать жалким винтиком в чудовищной военной машине?... |
| Эбен Александер Доказательство Рая Пролог Человек должен видеть вещи,... Если я бурно ликовал и возбуждался, то внезапно падал вниз, сильно ударяясь о землю. Но если я воспринимал полет спокойно, как нечто... | | Книга полезных рецептов восстановления и сохранения здоровой жизни... Способность человека эффективно функционировать в окружающем его мире зависит, прежде всего, от того, насколько полно и безотказно... |
| Книга полезных рецептов восстановления и сохранения здоровой жизни... Способность человека эффективно функционировать в окружающем его мире зависит прежде всего от того, насколько полно и безотказно... | | Интеллектуальная игра по армадам После этого свои уже 2 балла он также может увеличить в 2 раза, если ответит правильно на еще 1 вопрос, тогда у него уже будет 4... |