Эллис Информаторы «Информаторы»
Скачати 1.91 Mb.
|
| «Информаторы» — следующий роман Эллиса после скандально прославившего его «Американского психопата», послужившего основой для одноименного фильма, — строится как серия филигранно выписанных, виртуозно взаимосвязанных виньеток о поколении «икс». Калифорния восьмидесятых предстает в полифоничном изложении Эллиса глянцевой пустыней, которую населяют зомбифицированные передозом как нормой жизни рок-звезды, голливудские призраки, нимфоманки-телеведущие с волооким педофильским прищуром, а то и откровенная нечисть... FB Tools v 1.0 — создание fb2 OCR Альдебаран ЭКСМО, Домино Однажды ночью я сидел на кровати в гостиничном номере на Банкер-хилл посреди Лос-Анджелеса. То была важная ночь: мне предстояло решить насчет гостиницы. Либо платить, либо выметаться: так в записке говорилось — записку хозяйка подсунула мне под дверь. Серьезная проблема, она заслуживала пристального внимания. Я решил ее так: выключил свет и завалился спать. Звонит из Лос-Анджелеса Брюс, обкуренный и загорелый, говорит, что ему жаль. Жаль, говорит, что он не здесь, не со мною в кампусе. Надо было меня послушать, говорит, поехать этим летом на семинар, да еще, говорит, жаль, что он не в Нью-Гэмпшире, и жаль, что неделю не звонил, а я спрашиваю, что он забыл в Лос-Анджелесе, и не напоминаю, что не звонил он два месяца. Брюс говорит, что Роберт уехал из квартиры, которую они вместе снимали на углу Пятьдесят шестой и Парк-авеню, и теперь сплавляется с отчимом на плоту по Колорадо, а подругу Лорен, которая в той же квартире живет, Роберт оставил с Брюсом на целый месяц, и с тех пор дела плохи. Я не знаю Лорен, но в курсе, какие девушки нравятся Роберту, могу отчетливо ее вообразить и размышляю, каким девушкам нравится Роберт, они красивые и притворяются, будто им плевать, что Роберт в двадцать два стоит почти три миллиона долларов, и я представляю себе эту Лорен, как она лежит на Робертовом матрасе, голову откинула, а Брюс, зажмурившись, неторопливо на ней раскачивается. Роман, говорит Брюс, начался через неделю после Робертова отъезда. Лорен с Брюсом пошли в «Кафе-Централь», от еды отказались, решили просто выпить и договорились, что один секс, больше ничего. Исключительно потому, что Роберт слинял. Оба сказали, что привлекают друг друга лишь физически, а потом вернулись в Робертову квартиру и легли в постель. Это продолжалось, рассказывает Брюс, неделю, а потом Лорен стала встречаться с двадцатитрехлетним магнатом недвижимости — ст о ит около двух миллиардов. Брюс говорит, что не расстроился. Но «слегка понервничал», когда брат Лорен Маршалл, только что из Род-айлендской школы дизайна, явился на выходные и поселился в Робертовой квартире на углу Пятьдесят шестой и Парка. Брюс говорит, их роман длился дольше просто потому, что Маршалл дольше там прожил. Маршалл там прожил полторы недели. А потом вернулся на Гранд-стрит, на чердак экс-бойфренда в СоХо, поскольку экс-бойфренд, молодой галерейщик, который ст о ит миллиона два-три, попросил Маршалла расписать три бесполезных столба на чердаке, где они раньше вместе жили. Маршалл ст о ит примерно четыре тысячи с мелочью. А Лорен как раз перевезла всю свою мебель (и кое-что из Робертовой) к двадцатитрехлетнему магнату недвижимости в Трамп-Тауэр. Тогда же два дорогих песчаных варана Роберта, видимо, сожрали отравленных тараканов и сдохли. Один, без хвоста, валялся в гостиной под диваном, другой скукожился на Робертовом «бетамаксе». Большой стоил пять тысяч долларов, а маленький — подарок. Но Роберт где-то в Большом Каньоне, и потому связаться с ним решительно невозможно. Вот почему, говорит Брюс, он перебрался из квартиры на углу Пятьдесят шестой и Парка в Лос-Анджелес, на вершину Малхолланда к Рейнольдсу, пока Рейнольдс, который, по словам Брюса, стоит парочку фалафелей из «Питы-Хат» без колы, уехал в Лас-Крусес. Брюс поджигает косяк и спрашивает, чем я занимаюсь, что у меня творится, повторяет, что ему жаль. Я рассказываю про чтения, приемы, что Сэм спала с редактором «Пэрис-ревью», который приезжал из Нью-Йорка на Издательский уикенд, что Мэдисон побрила голову и Клорис решила, что Мэдисон проходила химиотерапию. Клорис отослала свои рассказы знакомым редакторам в «Эсквайр», «Нью-Йоркер» и «Харперс», и все просто офигели. Брюс просит передать Крейгу, чтоб вернул гитарный чехол. Спрашивает, не собираюсь ли я к родителям в Ист-Хэмптон. Семинар почти закончился, говорю я, скоро сентябрь, так что не вижу смысла. Год назад мы с Брюсом жили в Кэмдене и ходили на семинар вместе. В то лето мы купались по ночам в озере Пэррин, в то лето Брюс расписал мне дверь текстом песни из «Девчачьей узловой»[1]: мне было смешно всякий раз, когда он ее пел, — не потому, что песня смешная, а потому, что он так пел: лицо суровое, но совершенно придурковатое. В то лето мы ездили в Саратогу, видели «Машинки»[2], а в конце августа — Брайана Метро. Пьяное, ночное, теплое, озерное лето. Не виданная мною картина: мои ледяные руки скользят по его гладкой, мокрой спине. Ласкай себя, говорит Брюс, прямо сейчас, у телефона. В доме тишина. Я отгоняю комара. — Я не могу себя ласкать. — С трубкой в руке я медленно сползаю на пол. — Круто быть богатым. — Брюс, — говорю я. — Брюс. Он спрашивает о прошлом лете. Говорит про Саратогу, озеро, ночь в питтсфилдском баре — я ее не помню. Я молчу. — Ты меня слышишь? — Да, — шепчу я. — Связь, так сказать, нормальная? Я разглядываю рисунок: чашка капучино, из нее пена лезет, а внизу черные буквы, одно слово: — Расслабься, — вздыхает наконец Брюс. Мы прощаемся, я иду к себе, переодеваюсь. В семь меня забирает Рейнольдс, мы едем в китайский ресторанчик на окраине Кэмдена, и Рейнольдс приглушает радио, едва я сообщаю, что звонил Брюс. — Он знает? — спрашивает Рейнольдс, и я молчу. Сегодня за обедом выяснилось, что Рейнольдс теперь окучивает девочку из колледжа, Брэнди зовут. В голове — сплошной Роберт на плоту, где-то в Аризоне, как он смотрит на фотку Лорен — а может, не смотрит. Я качаю головой, и Рейнольдс прибавляет громкость. Гляжу в окно. Скоро осень, 1982 год. — Год прошел, — объявляет Рэймонд. — Ровно. Была надежда, что никто не вспомнит, но чем дальше, тем яснее становилось: кто-нибудь что-нибудь скажет. Просто неожиданно, что Рэймонд. Мы сидим вчетвером у Марио: итальянский ресторанчик в Вествуд-Виллидж, четверг, конец августа. Занятия только в октябре, но сразу видно, что лето уходит, ушло. Делать особо нечего. Тусовка в Бель-Эйр, куда всем, в общем, неохота. Никаких концертов. На свидания никто не бегает. По-моему, кроме Рэймонда, вообще никто ни с кем не встречается. Так что мы вчетвером — Рэймонд, Грэм, Дирк и я — решили поужинать. До меня не сразу доходит, что «ровно» год, но на стоянке по соседству от ресторана я чуть не давлю перекати-поле — оно под колеса шмыгает — и паркуюсь, сижу в машине, вдруг вспомнив, что сегодня за день, очень медленно, очень осторожно иду к ресторану и у дверей торможу, разглядывая меню под стеклом. Все уже приехали. Друг с другом особо не разговаривают. Я пытаюсь поддержать беседу, какая есть: новый клип «Фиксе»[3], Ванесса Уильямс[4], сколько загребают «Охотники за привидениями»[5] — ну, еще, может, какие возьмем курсы, серфингом займемся — может, завтра. Дирк ограничивается тупыми анекдотами, мы их знаем, нам не смешно. Заказываем. Официант уходит. Рэймонд открывает рот. — Год прошел. Ровно, — говорит он. — С чего? — лениво спрашивает Дирк. Грэм смотрит на меня, потом в стол. Все молчат, даже Рэймонд. Очень долго. — Ты знаешь, — наконец произносит он. — Нет, — говорит Дирк. — Не знаю. — Да знаешь, — возражают хором Рэймонд и Грэм. — Да правда не знаю. — Рэймонд, перестань, — прошу я. — Нет не «Рэймонд, перестань». Может, «Дирк, перестань»? — Рэймонд смотрит на Дирка. Тот — ни на кого. Сидит, таращится на стакан с водой. В стакане ледоход. — Не валяй дурака, — тихо говорит Дирк. Рэймонд откидывается на спинку стула, довольный — как-то печально. Грэм опять смотрит на меня. Я отворачиваюсь. — Совсем недавно, — бормочет Рэймонд. — Да, Тим? — Рэймонд, перестань, — повторяю я. — С — Ты знаешь, — отвечает Рэймонд. — Ты знаешь, Дирк. — Нет, не знаю, — говорит Дирк. — Может, скажешь? Возьми и скажи. — И говорить не надо, — бубнит Рэймонд. — Народ, вы просто мудозвоны. — Грэм вертит в руках соломку. Протягивает Дирку, тот отмахивается. — Нет уж, давай, Рэймонд, — настаивает он. — Раз начал, говори уж, тряпка. — Скажи им, чтоб заткнулись, а? — просит меня Грэм. — Ты знаешь, — почти неслышно отвечает Рэймонд. — Заткнитесь, — вздыхаю я. — Ну же, Рэймонд, — подначивает Дирк. — С Джейминой… — У Рэймонда срывается голос. Скрипнув зубами, он отворачивается. — С Джейминой чего? — спрашивает Дирк. Голос громче, выше. — С Джейминой чего, Рэймонд? — Вы, народ, полные мудозвоны, — смеется Грэм. — Может, заткнетесь, а? Рэймонд что-то шепчет — неслышно. — Что? — переспрашивает Дирк. — Что ты говоришь? — С Джейминой смерти, — невнятно признается Рэймонд. Это Дирка почему-то затыкает, и он с улыбкой выпрямляется. Официант расставляет тарелки. Я не хочу турецкого гороха в салате, я предупреждал официанта, когда мы заказывали, но сейчас как-то неуместно делать замечания. Официант ставит перед Рэймондом «маринару» с моцареллой. Рэймонд глядит в тарелку. Официант уходит, возвращается с напитками. Рэймонд по-прежнему глядит на «маринару». Официант спрашивает, все ли в порядке. Кивает один Грэм. — Он это всегда заказывал, — говорит Рэймонд. — Да расслабься же, бога ради, — говорит Дирк. — И закажи что-нибудь другое. Морское ушко закажи. — Морское ушко очень вкусное, — подтверждает официант, уходя. — И виноград. — Ты так себя ведешь — невероятно, — говорит Рэймонд. — Как? Не так, как ты? — Дирк берет вилку, кладет ее на стол — третий раз уже. — Так, будто тебе пофиг. — Может, и пофиг. Джейми был мудак. Славный парень, но мудак, ясно? — говорит Дирк. — Все уже. Не висни, блядь. — Он был тебе один из лучших друзей, — с упреком замечает Рэймонд. — Он был мне мудак и — Ты был его лучший друг, Дирк, — упорствует Рэймонд. — Не притворяйся, что нет. — Ну да, он меня записал в ежегоднике. Подумаешь. — Дирк пожимает плечами. — Всего-навсего. — Пауза. — Мудачок он был. — Тебе плевать. — Что он погиб? Рэймонд, это было год назад. — Невероятно, что тебе пофиг, — я вот о чем. — Если не пофиг — это когда сидишь и рыдаешь, как последний зануда… — вздыхает Дирк. И прибавляет: — Слушай, Рэймонд. Это же давно было. — Всего год, — отвечает Рэймонд. Вот что я помню про Джейми: как в одиннадцатом классе мы обкурились на концерте «Ойнго-Бойнго».[6] Как надрались на пляже в Малибу, на тусовке у одноклассника-иранца. Как Джейми по-дурацки подшутил над богатыми студентиками из Южнокалифорнийского универа на тусовке в Палм-Спрингз — Тед Уильямс тогда и впрямь сильно покалечился. Шутку не помню, зато помню, как мы с Рэймондом и Джейми ковыляли по коридору «Хилтон-Ривьеры», обкуренные в никуда, вокруг рождественские декорации, кто-то остался без глаза, пожарники опоздали, над дверью табличка «Не входить». Как мы на яхте в ночь школьного бала нюхали весьма приличный кокаин и Джейми говорил, что я, конечно, его лучший друг. Втянув дорожку с черного эмалевого стола, я спросил про Дирка, про Грэма, Рэймонд а, про парочку кинозвезд. Джейми сказал, что Дирк ему нравится и Грэм тоже, а Рэймонд не нравится ужасно. «Липовый чувак», — вот как он сказал. Еще дорожка, и Джейми прибавил, что понимает меня, или что-то в этом духе, а я втянул еще дорожку и поверил, потому что легче поддаться порыву, чем не поддаваться. Как-то в августе среди ночи, по дороге в Палм-Спрингз, Джейми поджигал за рулем косяк и то ли потерял управление, поскольку гнал со всей дури; то ли что-то перемкнуло — короче, «БМВ» слетел с автострады. Джейми погиб тут же. Дирк ехал за ним. Они собирались на выходные перед Днем труда к родителям Джеффри на ранчо «Мираж», слиняли с нашей тусовки в Студио-Сити. Дирк и выволок раздавленное, окровавленное тело Джейми из машины, застопил какого-то парня, который ехал в Лас-Вегас строить теннисный корт, и парень рванул в ближайшую больницу, а «скорая» появилась через семьдесят минут, и семьдесят минут Дирк сидел посреди пустыни и разглядывал труп. Дирк об этом особо не распространялся, только через неделю рассказал нам всякие мелкие детали: как «БМВ» грохнулся, покатился по песку, как сплющило кактус, как Джейми наполовину торчал из ветрового стекла, а Дирк его вытащил, положил и глянул в карманах, нет ли другого косяка. Меня не раз подмывало смотаться туда, проверить, но в Палм-Спрингз я больше не езжу, потому что всякий раз я там какой-то убитый, тоска смертная. — Невероятно, что вам наплевать, — произносит Рэймонд. — Рэймонд, — хором говорим мы с Дирком. — Теперь ничего не поделать, — заканчиваю я. — Ну да, — пожимает плечами Дирк. — Что тут поделаешь? — Они правы, Рэймонд, — говорит Грэм. — Все уже расплывается как-то. — Положим, я — одна большая лужа, — замечает Дирк. Я гляжу на Рэймонд а, потом снова на Дирка. — Он погиб и все такое, но все равно у него вместо башки дырка была. — Дирк отодвигает тарелку. — Вовсе не дырка, Дирк, — говорю я и вдруг начинаю смеяться. — У Дирка дырка, дырка у Дирка. — Ты что хочешь сказать, Тим? — Дирк смотрит мне в глаза. — После той хуйни, что он учудил с Кэрол Бэнкс? — Ох ты ж блин, — говорит Грэм. Пауза. — Что за хуйню он учудил с Кэрол Бэнкс? — спрашиваю я. Мы с Кэрол встречались ближе к концу школы. Она уехала в Кэмден за неделю до Джейминой смерти. Мы не общались год. Думаю, она этим летом и не приезжала. — Он с ней ебся, а ты и не знал, — сообщает Дирк. Не без удовольствия. — Дирк, он ее трахнул раз десять-двенадцать, — возражает Грэм. — Не делай вид, что это была любовь всей жизни, а? Кэрол Бэнкс мне все равно не особо нравилась. Лишила меня девственности, а встречаться мы стали только через год. Интересная блондинка, чирлидерша, хорошие оценки, ничего особенного. Кэрол называла меня индифферентным, я все не понимал, что это значит, смотрел во французских словарях, но так и не нашел. Я всю дорогу подозревал, что между ними с Джейми что-то есть, но поскольку она не так уж мне и нравилась (только в постели, но и то я сомневался), я беззаботно сижу за столом и меня не трогает новость, которую знали все, за исключением меня. — Вы все типа знали? — спрашиваю я. — Ты мне всегда говорил, что Кэрол Бэнкс тебе не особо нравится, — отвечает Грэм. — Но вы знали? — повторяю я. — Рэймонд, ты тоже? Секунду Рэймонд щурится, безуспешно вглядывается куда-то и кивает, ни слова не говоря. — Да ладно, подумаешь, верно? — скорее утвердительно говорит Грэм. — Ну что, в кино идем? — вздыхает Дирк. — Невероятно, что вам наплевать, — неожиданно громко произносит Рэймонд. — Ты в кино хочешь? — спрашивает меня Грэм. — Невероятно, что вам наплевать, — повторяет Рэймонд уже тише. — Я там был, мудак. — Дирк хватает Рэймонд а за руку. — О черт, как неудобно. — Грэм пригибается. — Дирк, заткнись. — Я там был. — Дирк стискивает Рэймонду запястье, не обращая на Грэма внимания. — Остался и вытащил его из машины этой ебаной. Смотрел, как он кровью истекает. Поэтому не еби мне мозг про то, как мне плевать. Конечно, Рэймонд. Мне плевать. Рэймонд уже плачет, вырывается, встает и идет в глубину ресторана, в туалет. В ресторане народа немного, и все пялятся на наш столик. Грэм какой-то измученный. Я гляжу на молодую пару через два столика от нас, пока оба не отворачиваются. — Надо пойти поговорить с ним, — замечаю я. — И что сказать? — спрашивает Дирк. — Что, блядь, сказать? — Ну, просто поговорить. — Я слабо пожимаю плечами. — Я не пойду. — Дирк скрещивает руки на груди и смотрит — куда угодно, только бы не видеть нас с Грэмом. Я подымаюсь. — Джейми считал, что Рэймонд мудак. Понимаешь? Он Рэймонда, блядь, Поколебавшись, Грэм соглашается: — Он прав, отец. — Я думал, Джейми сразу умер. — Я стою у стола. — Ну да, — пожимает плечами Дирк. — А что? С чего это? — Ты Рэймонду сказал, что он — ну, кровью истек. — Господи, какая разница? Ну честное слово, — отвечает Дирк. — Да боже мой, его родители устроили бдения хуевы в «Спаго», чтоб их. Отец, ну хватит уже. — Нет, серьезно, Дирк, — говорю я. — Ты зачем Рэймонду так сказал? — Пауза. — Это правда? Дирк поднимает голову. — Надеюсь, ему от этого хуже. — А, вот как? — Я стараюсь не ухмыляться. Дирк смотрит пристально, потом отводит взгляд, потеряв ко мне интерес. — Тим, до тебя никогда не доходит. На вид ты нормальный, но шансов нет. Я иду в туалет. Дверь заперта, раз за разом сливают воду, слышно, как Рэймонд всхлипывает. Стучу. — Рэймонд, пусти. Вода больше не льется. Рэймонд шмыгает носом, сморкается. — Все нормально. — Пусти. — Я кручу ручку. — Ну же. Открой. Дверь открывается. Маленький туалет, Рэймонд сидит на крышке унитаза, опять ревет. Лицо красное и мокрое. Рэймондовы эмоции меня так поражают, что я прислоняюсь к двери и просто смотрю, наблюдаю, как он стискивает кулаки. — Он был мой друг. — Рэймонд судорожно вздыхает, не поднимая глаз. Я долго смотрю на пожелтевшую кафельную стену и раздумываю, как же официант положил в салат горох, если я совершенно точно просил без гороха. Где официант родился, почему пришел к Марио, он что, на салат и не посмотрел, он что, не понял? — Ты ему… тоже нравился, — наконец говорю я. — Он был мой лучший друг. — Рэймонд бьет кулаком в стену, пытаясь сдержать слезы. Я пытаюсь наклониться к нему, вслушаться, ответить «угу». — Правда лучший. — Рэймонд все всхлипывает. — Ну, давай подымайся, — отвечаю я. — Все наладится. Пошли в кино. Рэймонд смотрит на меня: — Наладится? — Ты правда Джейми нравился. — Я беру Рэймонда за локоть. — Он бы не хотел, чтобы ты себя так вел. — Я ему правда нравился, — то ли бормочет, то ли переспрашивает он. — Да, правда. — И я не могу сдержать улыбку. Рэймонд давится, рвет туалетную бумагу, сморкается, умывается и говорит, что не помешала бы шмаль. Мы возвращаемся за столик, пытаемся что-нибудь съесть, но все остыло, а мой салат исчез. Рэймонд заказывает большую бутылку вина, и официант ее приносит, и еще четыре бокала, и Рэймонд хочет сказать тост. Бокалы наполнены, Рэймонд просит их поднять, а Дирк смотрит на нас, будто мы крышей поехали, осушает бокал, пока Рэймонд еще не успел сказать что-то вроде «за тебя, друг, нам тебя не хватает». Я, кретин кретином, поднимаю бокал, а Рэймонд смотрит на меня, лицо распухло, отекло, он улыбается, будто укуренный, и в этот миг безмолвия, когда Рэймонд воздевает бокал, а Грэм идет позвонить, я так внезапно и так ясно вспоминаю Джейми, будто машина в ту ночь и не летела с автострады в пустыню. Почти мерещится, будто этот мудак тут, с нами, обернешься — вот он сидит, тоже бокал поднял, ухмыляется, качает головой, одними губами произносит «идиоты». Я отглатываю, сначала опасливо, боясь, что глоток — будто печать. — Извиняюсь, — говорит Дирк. — Я… не могу. |
Схожі:
 | Эллис Информаторы «Информаторы» Эллиса глянцевой пустыней, которую населяют зомбифицированные передозом как нормой жизни рок-звезды, голливудские призраки, нимфоманки-телеведущие... |  | - «золотой молодежи», скрывающее безошибочно-острый скальпель злого сатирика и строгого моралиста эпохи массового потребления. Эллис... |
| Шон Эллис Пенни Джунор Свой среди волков Шон Эллис Свой среди волков Я хотел бы посвятить эту книгу памяти моего деда Гордона Эллиса. Спасибо за твои терпеливые мудрые наставления; полученные от тебя... | | Брет Истон Эллис Лунный парк «Если твоя жизнь постепенно превращается в шоу, значит, ты пал жертвой профессиональной болезни, которая в какой-то момент становится... |
| Брет Истон Эллис Правила секса Лорну, и, улыбнувшись, он сказал, что это прекрасный план. Поднимаясь по лестнице, она стрельнула у кого‑то сигарету, которую и не... | | Брет Истон Эллис Американский психопат t-ough press Когда роман все-таки вышел у конкурентов, когда завороженные критики единогласно объявили его отвратительным – «Американского психопата»,... |
| Три красных квадрата на черном фоне Убедив Эллис Токлес позировать ему для натюрморта, Хуан Грис попытался свести ее тело и лицо к простейшим геометрическим формам,... | | «Брет Истон Эллис. Американский психопат»: Надежда Моисеева, Алекс... Когда роман все‑таки вышел у конкурентов, когда завороженные критики единогласно объявили его отвратительным – «Американского психопата»,... |
| Брет Истон Эллис Американский психопат Overdrive В этом отрывке, озаглавленном «Подполье», это лицо рекомендует самого себя, свой взгляд, и как бы хочет выяснить те причины, по которым... | | Умка с миллионами Посвящаю эту книгу моим родителям. Особую благод ... |