Юрий Поляков Парижская любовь Кости Гуманкова …Вы про Париж хотели, да на розги съехали. Где же тут Париж?
Скачати 1.54 Mb.
|
– Гуманков,– абсолютно ласково спросила Вера Геннадиевна.– Ты меня разыгрываешь с Парижем? – Клянусь! – Тогда я должна позвонить! – серьезно ответила она, покидала в кипящую виду кубистически оструганные картофелины и ушла к своему ненаглядному, обожаемому, нежно любимому аппарату. Думаю, если наладить выпуск телефонов определенной формы, множество женщин полностью откажутся от общения с мужчинами. Тем временем из ванной появилась Вика – в длинном материном халате и тюрбане, сооруженном из мокрого полотенца. Она изумленно посмотрела на початую банку огурцов и, запустив туда руку, выловила два, покрупнее. Любит соленое, как и отец: все-таки мои гены покрепче Веркиных оказались! – Игрушки из ванны вынула? – строго спросил я. – Вынула,– кивнула она, рассматривая зернистую полость огурца.– У меня есть вопрос! – Если уроки сделала, то – пожалуйста! – разрешил я. Дело в том, что по заключенной между нами конвенции каждый вечер она имела право задать мне один вопрос на любую волнующую ее тему. На любуюИдя на этот отцовский подвиг, я побаивался, но оказалось, аистово-капустные вопросы занимают совершенно незначительное место среди волнующих ее детское воображение проблем. – Как ты думаешь,– спросила Вика,– в следующей жизни у меня будут такие же волосы или другие? Вика получилась у нас светленькой. – В следующей жизни ты вообще можешь оказаться лягушкой, если будешь вести себя кое-как! – Ну, а если я буду снова человеком,– поморщилась она от моей дешевой дидактики.– Какие у меня будут волосы? – Любые. Никто не знает. Может, ты вообще родишься курчавой негритянкой… или индианкой… – Но если я буду негритянкой, то это буду уже не я?! – Конечно! – Тогда это просто глупо! – Что именно? – Хорошо себя вести, прилежно учиться, помогать маме… А волосы твои достанутся какой-нибудь негритянке! Поздно вечером позвонил Пековский, чего давно уже не случалось. Трубку, естественно, сняла Вера Геннадиевна, нетерпеливо ожидавшая звонка своей подружки-сплетницы. Но и с Пековским у нее нашлись общие темы. Ворковали они долго, и по тому, как моя благоверная охала, вздыхала и похохатывала, я догадался, что Пеке от меня что-то нужно. Наконец к нагревшемуся аппарату был допущен и я. Пековский с заливистым смехом вспомнил сегодняшнее собрание, передразнивая возмущенные бормотания нашего полуживого директора, а потом заверил, что искренне рад за меня и даже готов помочь с оформлением документов. – Сам ты не успеешь,– предупредил он.– Неси шесть фотографий для загранпаспорта. Не перепутай – для загранпаспорта, в овале. Заполняй анкеты. Остальное я беру на себя. Жаль, если никто не поедет – все-таки Париж! – Спасибо! – ответил я таким тоном, дабы он понял: мне за тридцать, и я давно усвоил, что просто так на этой земле ничего не делается. – Ерунда! – засмеялся он.– Мы же давние друзья. .. – Давнишние… – на всякий случай уточнил я. – Ну, если ты такой щепетильный,– посерьезнел Пека.– Я тебя тоже кое о чем попрошу… – О чем? – Узнаешь… Потом… В последний раз он просил меня лет семь назад: речь шла о симпатичной и веселой практиканточке, чрезвычайно ему понравившейся. Я, конечно, не стал мешать, но у него все равно ничего не вышло, потому что девушку страшно смешила манера Пековского заглядывать в попутные зеркала и проверять незыблемость своего зачеса… . Пековский сдержал слово: документы были оформлены на удивление быстро и легко. Пара собеседований, пяток справок, трижды переписанная анкета, маленькая неразбериха с фотографиями – все это, как вы понимаете, просто пустяки. Кроме того, он настоял на том, чтобы профком, к радости скаредной супруги моей Веры Геннадиевны, оплатил мне не пятьдесят, как обычно, а сто процентов стоимости путевки, нажимая на то, что в поездку меня выдвинул коллектив – а значит, ее можно считать одноразовым общественным поручением. «Какой благородный мужчина!» – взволнованно шептали собравшиеся перекурить алгоритмовские дамы, когда Пековский, обдав их волной настоящего «Живанщи», деловито проходил по коридору. «Что же он за все это у меня попросит?» – гадал я. Организационно-инструктивное собрание нашей спецтургруппы происходило в белокаменном городском доме политпросвета, в просторной комнате для семинарских занятий, где все стены увешаны картинками из жизни Ленина, который, как известно, лучшие свои годы провел в дальних странах. За полированным преподавательским столом капитально возвышался руководитель нашей спецтургруппы товарищ Буров – человек с малоинформативным лицом и райсоветовским флажком в петличке, сразу дающим понять, какое положение занимает его обладатель в обществе,– так же, как размер палочки, продетой сквозь ноздрю, определяет иерархию папуаса в племени чу-му-мри. Товарищ Буров, очевидно, лишь недавно научился говорить без бумажки и потому изъяснялся медленно, но весомо. Он так и отрекомендовался: «Руководитель специализированной туристической группы товарищ Буров». И хотя я с детства люблю давать людям разные забавные прозвища, в данном случае пришлось, открыв блокнот, записать кратко и уважительно: . Товарищ Буров – рукспецтургруппы. А возле нашего могущественного начальника, изнывая от подобострастия, вился довольно-таки молодой человек, одетый с той манекенской тщательностью и дотошностью, которая лично у меня всегда вызывает смутное предубеждение. Похожие ребята на разных там встречах в верхах, протокольно улыбаясь, услужливо преподносят шефу «паркер» или нежно прикладывают пресс-папье к исторической подписи. Но у заместителя руководителя спецтургруппы Сергея Альбертовича – а это был именно он – улыбка напоминала внезапный заячий испуг, что, видимо, резко сказалось на его карьере: какой-то референт в каком-то обществе дружбы с какими-то там странами,– представил его нам товарищ Буров. Я немного подумал и записал в блокноте: . Друг Народов, замрукспецтургруппы. Я огляделся: в комнате, кроме меня и руководства, сидело еще пять человек – четверо мужчин и одна женщина. В проходе, между столами, виднелась ее наполненная хозяйственная сумка, и женщина явно нервничала, так как инструктивное собрание все никак не начиналось, а ей, очевидно, нужно было поспеть в детский сад и забрать ребенка еще до того, как молоденькие воспитательницы, торопящиеся домой или на свидание, начнут с ненавистью поглядывать на единственного оставшегося в группе подкидыша. А может быть, подумал я, она торопится, чтобы забрать ребенка не из детского сада, а из школы, из группы продленного дня? Трудно сказать наверняка: блондинки иногда выглядят моложе своих лет. – А кого ждем? – решил я прояснить обстановку. – Вопросы будете задавать, когда я скажу! – сурово оборвал товарищ Буров. В этот миг дверь распахнулась и в комнату вступила пышная дама лет пятидесяти с высокой, впросинь, прической, еще пахнущей парикмахерской. Одета она была в тот типичный импортный дефицит, который является своеобразной униформой жен крупных начальников. – Разве я опоздала?– удивилась вошедшая. По тому, как засуетился Друг Народов, а товарищ Буров привел свое лицо в состояние полной уважительной приветливости, я утвердился в догадке, что вновь прибывшая дама – жена большого человека. Именно жена, для самодостаточной начальницы на ней было слишком много золотища и ювелирщины. – О чем вы говорите! – вскричал замрукспецтургруппы, целуя Н-ской супруге руку.– Как раз собирались начинать… – Везде такие пробки… Даже сирена не помогает! – приосанившись, объяснила она. . Пипа Суринамская,– записал я. Это такая тропическая лягушка (ее недавно показывали в передаче «В мире животных»), она в зависимости от ситуации может раздуваться до огромных размеров, но, бывает, и лопается от натуги. – Ну что ж, начнем знакомиться? – радостно выпростав зубы, спросил Друг Народов и выжидающе глянул на рукспецтургруппы, а тот, помедлив для солидности, разрешающе кивнул головой, как лауреат-вокалист кивает нависшему над клавиатурой концертмейстеру. – Я буду читать список,– объяснил Друг Народов.– А вы будете откликаться. Договорились? Войцеховский Николай Иванович, летчик-космонавт… Никто не отозвался, а товарищ Буров, нацепивший очки, чтобы следить за перекличкой по личному списку, раздраженно поглядел на заместителя поверх оправы. – К сожалению,– спохватился Друг Народов,– товарищ Войцеховский… Одним словом, вопрос, полетит ли он с нами в Париж или без нас в космос, решается… Он в дублирующем составе… Поэтому… Следующий– Дудников Борис Захарович… Встал толстенький, молодящийся дядя с ухоженной лысиной, одетый в лайковый пиджак и украшенный ярким шейным платком. Всем видом он так напоминал творческого работника, что я сразу догадался: из торговли. Так и оказалось – заместитель начальника Кожгалантерейторга. – В случае чего мы вас за космонавта выдадим! – хохотнул Друг Народов, но, не найдя отзыва на лице товарища Бурова, осекся. А я записал в блокноте: . Торгонавт. – Епифанов Михаил Донатович,– продолжил Друг Народов.– Заведующий кафедрой философии. Профессор. На эту фамилию откликнулся седоволосый субъект в реликтовых круглых очках, академически залоснившемся костюме и даже с авторучкой в нагрудном кармане пиджака. – Учтите,– предупредил его товарищ Буров.– В случае дискуссий вы как специалист по истмату… – Диамату,– вежливо поправил профессор. – Не имеет значения. Как специалист – вы наш главный боец! – Не подведу! – с какой-то непонятной для философа готовностью отозвался Донатыч. . Диаматыч,– записал я. – Муравина Алла Сергеевна. Вычислительный центр «Алгоритм». Инженер-программист,– объявил Друг Народов. Поднялась блондинка, торопившаяся в детский сад или школу, и оказалась весьма стройной. – Это я,– сказала она. – Мы видим,– одобряюще кивнул товарищ Буров.– Языком владеете? – Немного… – Будете в активе руководства. – А что это значит? – Вам объяснят. Садитесь. . Алла с Филиала – пометил я в блокноте и подумал, что женобес Пековский не случайно хотел прокатиться в Париж вместе с этой симпатичной блондинкой, более того – в последнее время он постоянно пропадает на Филиале якобы в связи с острой производственной необходимостью. Теперь все встает на свои места. К тому же гражданка Муравина – мать-одиночка, а Пековский смолоду специализируется на брошенках: никаких ревнивых недоразумений и слезы благодарности по утрам. – Мазуркин Анатолий Степанович, рабочий Нижне-Тагильского трубопрокатного комбината, кавалер ордена Трудового Красного Знамени,– прочитал Друг Народов. – Тут! – вскочил маленький жилистый мужичок с огромным кадыком, норовившим все время уползти и спрятаться за огромный галстучный узел. – Вот и гегемон у нас появился! – улыбнулся заячьими зубами Друг Народов. – Как с планом? – с государственной заботой поинтересовался рукспецтургруппы. – А куда на хрен он денется? – ответил гегемон прокуренным голосом. . Гегемон Толя,– тут же записал я. – А еще? – спросил товарищ Буров.– Кто у нас еще из основных категорий? – Еще у нас колхозное крестьянство представлено! – сообщил замрукспецтургруппы.– Паршина Мария Макаровна, бригадир доярок колхоза «Калужская заря». Еще не приехала. Председатель пока не отпускает– коров доить некому… Я поразмышлял и решил отсутствующей бригадирше дать условное имя: . Пейзанка. – А теперь у нас пошла творческая интеллигенция,– сообщил Друг Народов.– Кирилл Сварщиков, поэт, лауреат премий имени Элиота Йельского университета и имени Василия Каменского Астраханского обкома комсомола. – Приветик! Поэт встал и раскланялся с добродушием своевременно похмелившегося человека. Одет он был в ярко-желтую замшевую куртку, но воротник и плечи по причине длинных жирных волос выглядели словно кожаные. Между прочим, про этого парня я слыхал. Он входил в группу поэтов-метеористов, которые объявили: все предыдущие поколения просто входили в литературу, а они ворвались в нее что ваши метеоры. . Поэт-метеорист,– зафиксировал я. – Учтите, главное за границей – дисциплина! – предупредил товарищ Буров, недоверчиво оглядывая Поэта-метеориста. – Мне уже говорили! – отозвался тот довольно независимо. – И наконец – Филонов Борис Иванович, специальный корреспондент газеты «Трудовое знамя»!– объявил Друг Народов голосом конферансье, старающегося замять какую-то накладку в представлении. Это был бородатый плечистый молодой человек в джинсах, штормовке и с фоторепортерским коробом через плечо. Он встал и шутливо поклонился на все четыре стороны, как боксер на ринге. |
Схожі:
 | 1. Вступ до економічної теорії Женева Лозанна Париж, 1818-1823), А. Вільнев-Баржемон "Історія політичної економії, або Історичні, філософські І релігійні етюди... | | Жажда приключений… Амстердам и Париж Львов- берлин – Амстердам- дельфт... Без лишних и ненужных слов и без сомнений, моя душа огнем горит и жаждой приключений… |
| Зажег и привлек… Ланцут Берлин – Амстердам – Заансе – Сханс – Волендам Париж – Нюрнберг Заансе – Сханс – Волендам Париж – Нюрнберг (в Берліні І нюрюерзі екскурсії + шопінг) 7 днів, вартість 390 Євро + 35 євро віза (якщо... | | Все пройдет, но любовь не остынет ... |
 | Александр Иванович Куприн Париж интимный (сборник) Александр Иванович... Такой консерватор Ах, милый мой, слезы мне глаза щипят. Встают давние, молодые годы. Москва. Охотничий клуб. Тестов. Черныши. Малый... | | Определиться до 6 сентября Брест (Белоруссия), Варшава (Польша), Берлин (Германия), Брюссель (Бельгия), Париж- 3 дня (Франция) |
| Луи Жаколио Пожиратели огня Оливье Лорагюэ д'Антрэг. — Полковник Иванович. — Таинственная записка. — Галлюцинации. — Тайный трибунал. — Отъезд в Париж | | П оймайте свою стрелу Амура в Париже!!! Львов Ланцут Берлин – Париж Лувр – Диснейленд или Нормандия – Дрезден – Краков Львов |
| Прага – «Європа-парк» – Париж (2 дні) Тернополі біля Катедри. Виїзд на кордон. Переїзд до Польщі. Ночівля в транзитному готелі на території Польщі (700 км) | | Юрий Анненков Анна Ахматова Юрий Анненков Анна Ахматова Глава из книги «Дневник моих встреч» Туманы, улицы, медные кони, триумфальные арки подворотен, Ахматова, матросы и академики, Нева, перила, безропотные хвосты у хлебных... |