1. 0 конвертация из doc, вычитка, чистка мусора BigPooh
Скачати 1.12 Mb.
|
— Кто — мы? — Мы. Женщины! Это отдавало мелодрамой, и он кисло заметил: — Странно, этот Андерсен влияет на женщин просто магически. — Да, и что? — Меня это не удивляет, — сказал он. — Если речь идет об аморальности, от него можно ждать чего угодно. Она включила швейную машину. Звук этот раздражал Хермансена все больше и больше. — Он даже бросил работу. Шатается тут без дела и крутит вам головы, а мы работаем изо всех сил, чтобы прокормить свои семьи. — А может, он дает то, чего не могут дать другие? — Ты подразумеваешь меня? — Тебя и всех остальных. — О чем ты говоришь? — подозрительно спросил он. — Разве у тебя нет всего, что может потребовать женщина, в определенных рамках, конечно? — и обвел рукой гостиную. — Я ничего не требую, — сказала она, показывая, что хотела бы кончить разговор. Но как раз этого он не хотел. И перешел в наступление. — Но я требую! — закричал он. — Я требую хотя бы уважения. — За что? — Уважения! — повторил он и на этот раз действительно стукнул рукой по столу. — Я тружусь изо всех сил, а... — А результат? — она тоже повысила голос. Отложила шитье и смотрела ему в глаза — Ты устаешь! Измотан! Без сил! Ты больше занят соседями, чем своей семьей. — Это неправда! — Твой собственный сын стал тебе чужим. — Продолжай, — резко произнес он, — Ты стал плохим любовником! Он беспомощно махнул рукой и в наступившей тишине вспомнил какие-то туманные фразы из Библии — описание того, как божий человек Илия узнал о поражении израильского войска, о том, что пали его сыновья и захвачен ковчег завета. Хермансен упал на стул, словно со сломанным позвоночником. Но поднялся, выпрямив спину. — Ты говоришь о вещах, о которых понятия не имеешь, — пробормотал он. Выйдя в переднюю, Хермансен еще больше выпрямился. Жужжала швейная машина. Потом наступила тишина и послышался слабый шелест разрезаемого ножницами шелка. Вне себя от злости, он раскрыл щиток и вывернул пробки. — Это всего лишь временное решение! Хермансен сидел на диване у фру Сальвесен и как потерянный смотрел на две пробки, с ужасом вспоминая кошмарную сцену с женой. Фру Сальвесен сидела в противоположном углу дивана и убежденно говорила: — Мы не должны сдаваться. На нас лежит ответ ственность. — Да, — ответил он, но голос звучал глухо и невыразительно. Удар был слишком силен. — Она сказала, что я плохой отец. — Ужасно, чтобы женщина говорила такое своему мужу. А что еще она сказала? — Я не могу повторить. Это слишком обидно, слишком оскорбительно. Фру Сальвесен смотрела на его руки, которыми он закрыл лицо. — Мне кажется, я знаю, что она сказала, — тихо проговорила она. — Я думаю, что она глубоко ошибается! — В это время Сальвесен вошел с веранды, и она сердито обернулась к нему: — Сними ботинки! — Мне бы... — Я только что натерла пол. Муж снял ботинки и пошел на кухню за трубкой. — Ты мог бы сразу сказать, что тебе трубка нужна, — это было сказано, когда он снова зашнуровывал ботинки. — Клумбу ты в порядок привел? — Привел. — Тогда подстриги живую изгородь! — Хорошо, Юрдис. Все будет так, как ты хочешь. Фру Сальвесен привыкла к тому, что муж делал все, что ни скажешь, но всегда для начала сопротивлялся. За последнее же время стал подозрительно сговорчив. Два дня назад она перебралась в подвальный этаж, и тогда он сказал почти те же слова: «Делай как тебе хочется, Юрдис!» — Может быть, выпьешь чашку кофе? — предложила она немного любезнее. — Нет, спасибо, пойду кусты стричь! — А вы хотите кофе? — обратилась она к Хермансену, когда муж ушел. — Да, спасибо. Сидя на диване, Хермансен наблюдал за фру через открытую дверь кухни. На ней было светлое летнее платье, одноцветное, с короткими рукавами и молнией на спине, спускавшейся от ворота до самого низа. Он ощутил какое-то странное покалывание в затылке и судорожно сунул пробки в карман. Уже в течение долгого времени оба слышали какой-то странный звук, доносившийся из сада. Как будто там что-то рубили. Она подошла к окну. — Боже! — воскликнула фру Сальвесен. — Вы должны вмешаться. Вы мужчина! Это была не просьба, а мольба. Он тяжело поднялся с дивана и подошел к окну. Фру Хермансен тоже стояла у окна и смотрела на живую изгородь. Стояла долго, ведь ток был выключен и швейная машина не работала. Нельзя даже сварить себе чашку кофе для успокоения, поэтому пришлось открыть бутылку коньяку, приготовленного, собственно, для отпуска, и до краев налить себе большую рюмку. Помогло. Помогло совершенно невероятно, и она налила еще одну. Это было просто необходимо. Расправа с мужем не прошла бесследно. Она наговорила такого, чего, может быть, не стоило говорить, но выходка с пробками заглушила чувство вины, и злость не ослабевала. Не понять, в чем тут причина — в коньяке, в злости или в каких-то других, не поддающихся контролю ощущениях, но при виде Сальвесена на газоне пульс участился. Сальвесен подходил к изгороди с ножницами в руке. Постоял, глядя на изгородь, прямоугольную, ровную, как скамья. Раза два щелкнул ножницами в воздухе, прежде чем приступить к работе. И стал обрезать не маленькие зеленые побеги, а приставил ножницы к корням и резанул — раз, два, три; и вдруг изгородь укоротилась на один куст, закончилась неровной линией, похожей на сломанную балку. Он отбросил куст в сторону и принялся за другой. Работал он спокойно, создавая впечатление, что действует обдуманно, с глубоким смыслом. — Я ему сейчас помогу, — прошептала фру Хермансен. И так заспешила в сад, что позабыла поставить рюмку и подошла к Сальвесену, держа бутылку в руке. — Я вижу, ты изгородь подстригаешь, — сказала она очень тихо, чтобы не помешать работе. Он кивнул и посмотрел ей в глаза. Злость, бушевавшая в обоих, вызвала чувство общности, совсем не похожее на прежний флирт возле той же изгороди. — Ты делаешь полезное дело, — сказала она одобрительно. Коньяк настраивал на несколько торжественный лад. — Тебе нужно подкрепиться. Твердой рукой она налила полную рюмку. — Необычайно полезное, — он взял рюмку и поглядел в небо. — Думаю, господь бог рад этому делу. Ему ведь никогда не пришло бы в голову заставлять живое расти таким образом! — и выпил рюмку до дна, а когда вернул ее, фру Хермансен снова налила. — Теперь ваша очередь. Твоя очередь, — оба перешли на «ты», не заметив этого. — Я уже выпила две рюмки. Попробуй догнать меня. — Он выпил еще, а чтобы ему не пить в одиночку, она налила и себе. И почувствовала себя молодой и сильной, как никогда. Злость вдруг исчезла, хотелось чего-то более конструктивного, соответствующего на строению. — Если мы возьмемся вдвоем, то, может, выдерем тут все с корнем! — бодро сказала она и поставила бутылку на землю. — Это восстание. Вы должны вмешаться, Хермансен! — сказала фру Сальвесен. — Не могу же я драться с собственной женой! — Вы можете драться с моим мужем! — Она знала, что Хермансен прав, и это бесило тем больше. Ничего нельзя поделать. Соседи уже стали обращать внимание на то, что происходит у изгороди. Оставалось только бессильно стоять за гардиной и глядеть на разрушение. А те двое на газоне вели себя все более возмутительно — выдергивали с корнем кусты, помогая себе вилами, и без смущения весело покрикивали, чтоб тащить в такт. На газоне росла куча искалеченных веток и торчали черные бахромчатые корни. Время от времени разрушители чокались. Они уже не наливали в рюмку, а пили прямо из бутылки. Некоторые кусты не поддавались. Тогда на помощь приходили соседи, им тоже предлагали выпить. — Обычная партизанская тактика, — мрачно сказал Хермансен. — Привлечь население на свою сторону. — Во всем виноват Андерсен. — Да, — уже одно это имя заставило его вскочить с дивана. Он беспокойно заходил взад и вперед по комнате, но старался не подходить близко к окну. — Не по шевельнув пальцем, всех их с толку сбил. А теперь еще эта женитьба! — Мы должны помешать людям пойти на свадьбу, — твердо сказала фру Сальвесен. Но даже ее энтузиазм не помог вернуться боевому настроению. Снизу, из сада, доносились снова смех и крики. — Непостижимо! — пробормотал Хермансен и рухнул на диван. Теперь они сидели рядом. — Помните, как мы создавали жилищный кооператив пять лет назад? — грустно спросил он. — В столовой нашего банка? — Вас единогласно выбрали председателем. — Ей тоже вдруг стало грустно. — Не единогласно. Два голоса против. — Я не могу ошибиться. Одну минуту... — она посмотрела в протоколы, лежавшие на полке. Какое чувство уверенности они придают, когда держишь их в руках, переплетенные в коричневую кожу и на каждом листе печать. Теперь между ними были протоколы. Она быстро листала их. — Это на первой странице, — сказал Хермансен и улыбнулся улыбкой обиженного человека. — Первое общее собрание. — Вы помните, какого числа? — Двадцатого июля, — он внезапно вспомнил число и с какой-то сладострастной болью констатировал, что чаша страданий еще не испита до дна. — Я не думаю, что мы все это заслужили. Фру Сальвесен, наоборот, оживилась. — Нам нужно устроить юбилейное торжество. — Вы считаете, что есть основания для праздника? — Неужели вы не понимаете? — она захлопнула книгу протоколов, прикосновение к которой придало ей новые силы. — Мы их побьем их собственным оружием! Торжество. В убежище. Ни одна душа не пойдет на свадьбу. На мгновение в его глазах затеплилась надежда, но сразу же погасла. — Нельзя. Он сумел привлечь на свою сторону даже церковь. Женщины вздыхают от умиления. — Мне стыдно за свой пол! Даже и ее боевой задор иссяк, слишком сильное испытание выпало на их долю. В затылке и склоненной спине было что-то настолько трогательное и беспомощное, что он инстинктивно протянул руку, чтобы ее утешить. Но снова обнаружил проклятую молнию и отдернул руку. И больше не мог на себя положиться. — Я пойду, — прошептал он. Он вышел через черный ход, ибо не мог себя заставить пройти мимо изгороди, где по-прежнему продолжалось бесчинство. Не было сил идти и домой. Тошнотворно было подумать о встрече с женой: он видел ее перед собой взвинченную, потерявшую над собой контроль, пьяную. Непостижимо! Хермансен быстрыми шагами шел по поселку. Начал накрапывать дождь, стало темнеть, и соседи не смогут его заметить. Впервые он шел по своему поселку, желая только одного — остаться незамеченным. То, что произошло у изгороди, и то, чего не произошло на диване фру Сальвесен, надрывало душу и заставляло бежать и бежать. Чтобы успокоиться, он судорожно сжал в кулаке лежавшие в кармане пробки. Но это не помогло, а только вызвало новые ассоциации — о молнии фру Сальвесен, о ее затылке... Теперь его дом погружен во мрак. Люди начнут говорить об этом, да они, наверное, уже сидят и болтают во всех этих кухнях и гостиных, мимо которых идет он. Через открытые окна лился свет, в отблесках можно было различить почти светящиеся белые шарики одуванчиков, которые пышно распустились на газонах. Пример Андерсена оказался заразительным. Но кое у кого газоны в порядке, трава подстрижена. Он знал, кто против него и кто по-прежнему на его стороне. Он миновал кооперативный магазин и вышел на поляну между строениями и лесом. Дождь усилился, но не было сил повернуть назад. Не было сил и идти дальше. Около тропинки стояла ель, он пролез под низкими хвойными лапами и сел, прислонившись спиной к стволу. Сквозь ветки виднелись огни поселка. Моросил дождь, вокруг раздавался тихий шелест. Он не мог вспомнить, когда чувствовал себя таким одиноким. Он всегда был занят, всегда заседал в каких-то комиссиях, на собраниях, всегда был среди людей и в хлопотах. Зачем же старался? Пусть бы все шло как шло, самотеком. А теперь он сидел, прислонившись к ели. Неужели все прахом? Даже последнее решение правления не помогло. Андерсен безответственно сорил деньгами, на сад и дом смотреть было страшно. А может, это на пользу — постоянное напоминание, как хорошо живется другим? Им никогда не жилось так хорошо, как теперь. Все это были простые люди, вышедшие из низов. Так и он сам: отец был водителем грузовика и не имел возможности дать своим детям образование, лишь он сам сумел выбиться, окончить среднюю школу, потом торговую школу и наконец поступить в банк. Было нелегко этого добиться. Так и другие, кто приехал с мелких хуторов, из маленьких городков, с дальнего севера, а теперь живет здесь, у каждого свой дом, палисадник, машина, холодильник. Может быть, им на пользу напоминание о том, что не зря трудились? Однако Андерсен становился примером чего-то противоположного. Делай как Андерсен! Это уже не веселая шутка, а нечто глубоко серьезное. Случай с кустами пугал своей стихийностью, разрушительным духом. Если к тому же люди пойдут на свадьбу, положение усугубится. Это будет уступкой, одобрением всего андерсеновского, того, против чего нужно бороться. Он снова подумал о фру Сальвесен, но теперь увидел перед собой не молнию на платье, а несгибаемую, непоколебимую женщину, верного соратника в течение пяти тяжелых лет. Она боролась так мужественно, и нельзя ее разочаровывать. Он ее председатель, она — его секретарь! Он почувствовал, как уныние сменилось решительностью. Он рывком вскочил и пошел напролом, как лось, продираясь сквозь мокрую чащу. Лил дождь, вода потоками стекала с волос за шиворот,, одежда промокла почти насквозь. Ну да все равно, и раньше приходилось встречаться со стихией. Вернувшись домой, он заметил слабое мигание света за гардинами в спальне и включил свет. Двуспальная кровать по-прежнему стояла на своем месте, но постельного белья на половине жены не было. Промокший до костей, он стоял у кровати, испытывая несказанное облегчение. Как в общем разумно построены эти дома и как предусмотрителен был он сам, убедив строительный комитет в необходимости оборудовать подвальную часть дома как гостиную с камином! Он бродил по верхней гостиной, согревшись, ходил босиком, в халате. Какое наслаждение смотреть на окружающие тебя вещи. Немного рассердило отсутствие бутылки с коньяком, но и то хорошо. Ему не нужны стимулирующие средства, он обойдется без допинга. Хермансен чувствовал себя в великолепной форме, И начал планировать военный поход. Хлопнула входная дверь, и на мгновение он испугался, что это жена. С выяснением отношений лучше подождать до завтра. Но это был Эрик. Он шел крадучись, а увидев отца, остановился. — Привет, Эрик! — сказал Хермансен и встал. — Привет! — Эрик немного поморгал глазами. — Где мама? — Спит в каминной гостиной. — В каминной гостиной? — Да, так холодно, что она решила затопить камин. — Да ну? — Эрик посмотрел на лестницу, ведущую в подвал, и двинулся было к перилам. — По-моему, она спит. Садись, Эрик! Эрик недоверчиво смотрел на отца — голос у того звучал совсем необычно. — Говорят, мама выкорчевала всю живую изгородь? — Да, мы решили это сделать. Сальвесену очень хотелось избавиться от изгороди, и мы не стали возражать. Хочешь стакан пива? — Пива? — Я тоже выпью стакан! Эрик сел на краешек дивана и не шевелился до тех пор, пока Хермансен вернулся с бутылкой пива и двумя стаканами. — Твое здоровье, Эрик! — Твое! — Эрик выпил стакан до дна и украдкой бросил взгляд на мокрый пиджак отца. — Где ты был? — Я немножко прогулялся, — просто ответил Хермансен. — В такую погоду? — Мне нужен моцион. А ты где был? — У Андерсенов, — сказал Эрик и уставился на отца упрямым взглядом. — Правильно, — невозмутимо сказал Хермансен — Я видел тебя, когда проходил мимо. |
Схожі:
 | 2. 1 Добавление обложки, серии, обработка примечаний (georgetray)... Мадриде, раздираемом политическими противоречиями, ведь ценности, к которым обращается автор остросюжетного детектива Учитель фехтования,... | | V. 1 – вычитка V. 2 – доп вычитка от glassy V. 3 – доп вычитка от... При этом члены Букеровского комитета проголосовали за роман единогласно, что случается нечасто. Автор, японец по происхождению, создал... |
| Форма заявки на участие в конкурсном отборе В названии файла всех прилагаемых документов необходимо указывать свое фио. Например: Резюме Иванов ии doc, Объективка ИвановИИ.... | | Файла должно соответствовать фамилии участника с указанием для анкеты... Регистрация участников конференции – 12 сентября с 00 до 10. 00 во Дворце культуры онпу “Политехнический” (3-й этаж) |
| От красной крысы до зеленой звезды Он и она в подвале. Пробираются сквозь завалы мусора. Он вдруг останавливается, куда-то пристально смотрит | | Bucay, jorge 26 cuentos para pensar doc |
| 1. 2 — «чистка» (А. Н.) Проза Ф. А. Абрамова исследовательская, остроконфликтная, выявляющая сложные проблемы и процессы народной жизни | | Чернівецька міська рада Чистка колодязів з промивкою Кротом вул. М. Олімпіади (від шбу-60 до моста); Виготовлення та закріплення решіток зваркою |
| Сегодня – третья чистка печени Сделал смесь – 180 гр грейпфруктовый сок+ 120 гр оливкового масла тщательно смешал (30раз взболтал банку) | | Дэвид Лисс Этичный убийца Глава 1 Я говорю не о привычной вони уличного мусора – разлагающихся куриных скелетиков, тухлых подгузников и картофельной кожуры. Это бы... |